Форум » Slash-переводы » [sandmann] » Ответить

[sandmann]

lindemannia: [sandmann] Автор: Malkuth Перевод: Lind Пэйринг: Тиль/Рихард Предупреждение: non-con s/m Примечание автора: почти songfic Примечание переводчика: вот так сходят с ума... - Рихард, какого черта ты тут делаешь? - Тиль…я искал тебя…я только …только что кто-то… В гулкой темноте он приваливается ко мне, тяжело дыша. - Рих? Только теперь я понимаю, почему он так неловко держит руку, заметив в тот же миг кровь, струящуюся по сгибу его локтя. Боже, нет. - Кто-то…укусил меня. Нет. Я встряхиваю его. - Рих, уходи отсюда НЕМЕДЛЕННО! Но он уже почти в обмороке, а они выступают из мрака, собираясь снять более тщательную пробу. Слишком поздно. Я ненавижу сам себя за то, что делаю, но оставшаяся холодной часть моего рассудка подсказывает, что иначе будет хуже для нас обоих. Я разворачиваю его и притягиваю к себе. Он поднимает глаза, видит их и слегка напрягается в моих руках. - Тиль? Она выходит вперед и растягивает губы в широкой улыбке, не размыкая их. - Славная добыча. - Это не добыча, - я в смятении. – Пожалуйста. Я знаю его. - Тогда можешь потом делать с ним все, что хочешь. Сначала мы. Рих пытается вывернуться из моих объятий, но я стискиваю его крепче. - Тиль…что происходит? Рядом с ней – еще четверо, она взмахивает рукой. - Этого – вниз. - Пожалуйста, - пытаюсь договориться я. – Возьмите меня вместо него. Они утаскивают его прочь, а она остается, гладит меня по щеке, подходит еще ближе, качая головой, и на один обескураживающий миг мне кажется, что меня сейчас вырвет. - Не тебя, - ее шепот проникает даже сквозь гвалт. – Знай свое место. Зайдя за ней в последний раз в ту комнату, я вижу его на полу в углу, они раздевают его, один из них стоит над ним с электрическим щупом, который уже успел применить по назначению. Он дрожит и плачет, его стошнило на белый кафель. Я расталкиваю их и опускаюсь перед ним на колени, они меня не останавливают. Ему потребовалась целая минута, чтобы заметить меня. - Тиль? Боже, помоги мне. Обняв его, я делаю глубокий судорожный вдох. - Завтра все это покажется сном. Потом я поднимаю его на ноги и веду к столу, стараясь заглушить его крики протеста. Они следуют за нами, окружая нас неплотным кольцом и, как только его тело касается мутной стальной поверхности, с ужасающей скоростью и безразличием связывают его руки и ноги. Я безнадежно стараюсь его успокоить, приковываю к себе его дикий расширенный взгляд, чтобы он не видел остального – столик с инструментами, появившийся рядом, шприц, заполняемый жидкостью. Он чувствует прикосновение тампона к руке, и резко дергает головой. Я боюсь, что он повредит себе что-нибудь, пытаясь увернуться от иглы, поэтому я прижимаю его к столу. Уронив голову на стол, он смотрит на меня затуманенным от змеящегося в венах наркотика обвиняющим взглядом. - Почему ты... так делаешь? Все, что я могу сделать – просить прощения, снова и снова, до тех пор, пока он не перестает сопротивляться и просто смотрит в потолок, бормоча «помоги мне» Они не теряют времени. Чем раньше они начнут, тем быстрее все это закончится. Они отодвигают меня, она занимает мое место, с улыбкой рассматривая его. «Боже, помоги мне», молит он и слышит в ответ только раскаты издевательского смеха. Она наклоняется ближе. - Бог не поможет. Никто не поможет. Он ищет меня взглядом. Она улыбается, словно услышав остроумную шутку. - Более того, ОН не поможет. Она вставляет ему в рот кляп, чтобы он не прикусил язык во время пыток. Он тихо стонет сквозь него. - Будет совсем немного больно, - продолжает она. – Хотя... вообще-то нет. На самом деле будет ОЧЕНЬ больно. Это как отбить кусок мяса. Она водит бледной рукой по его груди, пока он слабо пытается высвободиться. Потом я отворачиваюсь. Я слышал тысячи приглушенных криков боли в этой комнате, и это первый раз, когда крик причиняет боль мне. Последующие звуки сводят меня с ума, но я, как всегда, ничего не предпринимаю. Иногда мне хотелось понаблюдать за теми, кто привык жить в свое удовольствие, теми, кого я заманил сюда, чтобы посмотреть, как им понравится такая забава. Если они ее вообще переживут. Это первый раз, когда я испытываю что-то кроме садистского удовольствия. Наверное, это мое наказание. Но я не страдаю, как он. Его придушенные крики достигают пика и начинают свой медленный жалобный спад. Я не знаю, сколько это длится, кажется, часами, хотя понимаю, что этого быть не может. Я опускаюсь на пол и закрываю лицо руками, пока они не заканчивают. Потом они придут за мной. Я знаю свое место. Они раздевают меня, затем рассеиваются по периметру комнаты, черными вьюнами облепляют стены, ждут и наблюдают. Я заставляю себя не трястись, кладу руку на его влажный горячий лоб, как будто это ему поможет. Я освобождаю его от кляпа и даю ему воды, жду проблесков узнавания в его расширенных невидящих глазах. - Тиль? - Это я. Ран нет. Только рубцы, кровоподтеки, волдыри. - Что происходит? …тем быстрее все это закончится. Я прикладываю палец к его губам. И забираюсь на стол. Не думаю, что смогу сделать это. Но, если я не сделаю... Я наклоняюсь поцеловать его, нежно прижимаюсь к нему, наши члены соприкасаются. - Что ты делаешь? – Бормочет он. - Целую тебя. Тише. - Почему? - Потому что... - Я не знаю, где я. А ты? Я запечатываю его глаза и губы поцелуями. Я ненавижу себя. Я не знаю, что делать. Кроме того, что уже делаю. - Рих, я должен трахнуть тебя, - шепчу я, - а ты должен этого захотеть. Потому что ты должен кончить. – Я глажу его тело. – Ты сможешь сделать это ради меня? – я становлюсь на колени и начинаю растягивать его пальцами, обхватив губами его член. Нависнув над ним, я шепотом спрашиваю: - Ты хочешь меня, Рих? - Всегда хотел. О, Боже. Он специально пришел за мной сюда? Это все моя вина. Но, может быть, он уже не понимает, что это я. Может быть, он грезит о Карон, или еще о ком-нибудь. Свободной рукой я слегка сжимаю его яички, и чувствую ответную дрожь его тела. Он тихонько стонет, повторяет мое имя, и омерзение к себе неизмеримо возрастает. Может быть, когда мы останемся одни, я смогу загладить свою вину. Если он позволит мне. Если он только позволит, я сделаю что угодно. - Тиль, я хочу тебя. На его счастье, он слишком погружен в себя в этот момент, и я нашептываю ему тысячи лживых обещаний, чтобы удержать его в этом состоянии. Чары не развеиваются даже когда я лишаю его этой последней невинности. Он пронзительно вскрикивает и постепенно расслабляется под заданный мной ритм, увлекая меня за собой туда, где нет ни прошлого, ни будущего, только настоящее. Я ласкаю его в такт своим движениям, его стоны утихают, дыхание ускоряется. Они снова безмолвно собираются вокруг нас грозовыми тучами, сжимая круг, дожидаясь первых признаков его оргазма, чтобы молниеносно обрушиться на него и вонзить двенадцать пар клыков в незащищенные вены на его распятом теле. Его крики раздирают мое сердце, все, что я могу для него сделать – припасть к нему, защищая его достоинство от беспорядочных проколов. Каждый из них получает свою порцию опьяняющей, перенасыщенной гормонами жидкости и тут же разлетаются парами и тройками, чтобы сполна насладиться полученным наркотиком и опробовать новые силы. - Рих? Без сознания. Веки дрожат, мускулы сокращаются. Я торопливо натягиваю свою одежду. - Рих? Он внезапно приходит в себя и снова начинает бормотать «Помоги мне, боже, помоги, пожалуйста». Большего от него добиться не удается. - Сейчас я сниму с тебя эти ремни. - Пожалуйста… Я усаживаю его и пытаюсь снова напоить водой. - Все позади, Рих, все закончилось. Не закончилось. Остаток ночи я буду зализывать его раны и пытаться его успокоить, пока он не затихнет. А потом я буду сидеть и наблюдать его беспокойный сон, пока бессонница, наконец, не сжалится надо мной и не покинет меня. - Тиль, я хочу тебя. Избавьте меня от этих мучений. Несу его вниз по черной лестнице на частную стоянку, и укладываю на заднее сидение своего автомобиля. - Тиль… Я склоняюсь над ним, чтобы успокоить, и он вдруг судорожно вздыхает и начинает всхлипывать. Я забираюсь внутрь и сижу, обнимая его, пока он не затихает и не обмякает в моих руках. Спит. Спи, пожалуйста. Эта ночь никогда не закончится [ich hab’ euch etwas mitgebracht; hab’ es aus meiner brust gerissen] [ends]

Ответов - 4

Phoenix: Примечание автора - в точку. Это ведь и вправду почти songfic. Но это не мешает с удовольствием вчитываться в слова

lindemannia: сонгфик к Sandman или к Mein Herz brennt?

Ketzer: малкуф пугает-пугает, пугает-пугает. а все не страшно и не страшно...


Phoenix: Мне кажется, что в этом заключается слово "почти". Может быть читатель должен сам определить это, читая фик? Лично для меня слова из "Mein Herz brennt" были лишними, почему-то.



полная версия страницы